Юрий Никитин «Троецарствие»
Серия «Троецарствие»
Часть вторая
Часть третья
Куявия
Очаровательным женщинам: Татьяне, Лиске, Anais, Pearl, Karele, Нечто Рыжей, Суламифи, Ruth, Сударушке, Инне Tiggi, Mar – чье присутствие смягчает суровые правы буйной Корчмы http://nikitin. wm.ru/ – с любовью и нежностью!
* * *
Часть третья
Глава 3
Антланец вышел навстречу, едва Малыш опустился в сторонке от главного дома. Огромный, массивный, он выглядел выше ростом и помолодевшим: сбрил бороду, подрезал волосы, перевязал на артанский манер кожаным ремешком. Во дворе обучались на чурбанах молодые воины. Иггельд кивнул в их сторону с надеждой:
– Неужели готовишь к боям?
– А ты думал?
Он обнял широко и радостно, Иггельд задержал дыхание, кости затрещали, даже в глазах потемнело. Антланец что-то говорил весело, а когда к Иггельду вернулись слух и речь, он услышал довольное:
– …сотню молодых и ловких обеспечу сразу же!.. Вот прямо щас брошу клич, а к вечеру соберутся. А дальше только пустим слух, что непобедимый Иггельд… не красней, не красней!., непобедимый Иггельд, тот самый, который… словом, Иггельд спускается с гор на равнину, собирает войско под свою светлую… а ну покажь, ладно, просто под свою руку.
Он повел, похлопывая по спине, от чего Иггельд едва удерживался, чтобы не побежать, сохраняя равновесие. Из дома навстречу выскочил народ, все кланялись, смотрели во все глаза, кланялись так низко, что Иггельд усмотрел насмешку, не могут же кланяться так, как будто он незнаемо кто, засмущался, но сделал каменное лицо и пошел прямо, не глядя по сторонам.
Антланец усадил за огромный стол, что начал как по волшебству заполняться блюдами, слуг почти не видно, зато поплыл дразнящий аромат приготовленного в ягодах мяса, птицы.
Иггельд сглотнул слюну и напомнил:
– Малыша покорми, ладно?
– Уже кормят, – успокоил Антланец. – Ты что, всерьез думаешь, что я тебя буду кормить раньше, чем эту смешную зверюшку? Наивный… Ты ешь, ешь, а я пока вслух рассуждать буду, мне так думается легче. Перво-наперво надо сразу заявить, что в нашем войске никаких вольностей! Понял? Никаких. В смысле, как при Тулее, что совсем вожжи распустил, отчего такое непотребство и случилось. Пока воюем, никаких вольностей, это понятно, но и потом вся власть отныне в руках достойного и мудрого человека, которого изберут жрецы по указанию богов. Вся власть – как военная, торговая, так и вся на местах, землях, в вотчинах и удаленных крепостях.
Иггельд усомнился, сказал с набитым ртом:
– Такое не пройдет! У нас не Артания.
Антланец с грохотом опустил двухпудовый кулак на свободный край стола.
– Сейчас, когда мы в такой выгребной яме, что стыдимся друг на друга смотреть, все пройдет! Видят, насколько нужна твердая рука и железный кулак. Куявию ввергли в это самое не артане! Это мы туда страну затащили своими раздорами, распрями, своеволием. А потом… потом будет видно. Возможно, удержать удастся не все, я не такой легковерный, но артане нас кое-чему научили, спасибо им! Отныне власть в Куявии никогда не будет такой никчемной, как при Тулее.
* * *
Рано утром Антланец взял всех сыновей, оставив управлять хозяйством дальнего родственника, в самом деле собрал и посадил на коней сотню неплохо вооруженных мужчин и повел их за Иггельдом. Правда, это он так всем говорил, на самом же деле это Иггельд, не имея войска, не имея ничего, кроме меча и дракона, шел с ними, вернее – ехал на прекрасном белом жеребце, но считалось, что ведет их Иггельд, тот самый Иггельд, а они только смотрят ему в рот и бегом выполняют все его мудрые, а как же иначе, пожелания.
Малыша Иггельд хотел отправить домой, но тот так визжал, скулил, припадал брюхом к земле, подлизывался и прикидывался умирающим, что Антланец всерьез рассердился, что обижает ребенка, да пусть идет с ними, ему же интересно, молодой еще… Иггельд скрепя сердце велел парить сверху, опускаться только по знаку или свисту, Антланец, одобрив, добавил:
– Ты же можешь с него видеть за сто верст, где что делается?.. Или не можешь?
– Могу, – буркнул Иггельд.
– Так чего же от такого счастья отказываешься?
– Чтобы народ не пугал…
– Пусть не пугаются, – отрезал Антланец. – В Новой Куявии драконы не будут жить как собаки за высоким забором, да еще в забытой всеми Долине! Пусть везде живут!
Снег все еще лежал на склонах, но к полудню, когда остановились на первый короткий отдых, исчез, оставшись далеко вверху на самом гребне. Мохнатые серые тучи клубились уже под ногами, похожие на неопрятный туман Сквозь разрывы можно видеть скалистые склоны, отвесные стены, а еще дальше – зеленый клочок земли.
Вечером они двигались вдоль отвесной стены по узенькой тропке, когда камни окрасились пурпуром, словно их залило кровью. Антланец забормотал про знак, что подают боги. Мол, быть артанам в беде и быть великой крови. Иггельд смолчал, знамения всяк толкует по-своему.
Вечером сидели у костра, беседовали, над головой медленно угасал прекрасный закат, потом так же медленно зажигались холодные звезды. Иггельд про себя злился, на Малыше легко слетел бы на равнину за считанные мгновенья, но Антланец прав, время одинокого и загадочного героя прошло. Если жаждет поднять простой народ на борьбу с врагом, то надо и жить, как простой народ, передвигаться, как простой народ, а не по-тцарски: верхом над облаками.
Ехать приходилось дальней дорогой, по той, что вела к его Долине напрямую, постоянно двигались артанские конные отряды, обозы. Лазутчики рассказывали, что везут теплую одежду, еду, все еще пытаются перетаскивать катапульты, но по дороге их разбивают камнями неизвестные. И хотя отряд Антланца мог выдержать любую схватку, сам Антланец постоянно повторял, что они замахнулись сейчас на большее, чем просто одолеть очередной артанский отряд. Артан сколько ни лупи, на смену погибшему придет другой, в Артании народ плодится как мухи: ежегодно десять тысяч человек садятся на коней впервые.
Иггельд тревожился, все-таки пополнение к Аснерду поступает, хотя и не столько, как тот жаждет. Остается надеяться, что долинники сумеют все перемолоть. Да и Барвник, судя по всему, маг очень сильный.
Дважды встречали горные селения, где жители совсем недавно услышали о нашествии артан. И хотя артане им ничего не сделали злого, но каждый кипел возмущением и жаждал истребить чужаков. Первую ночевку сделали в Низовцах, а утром, объявив всем, что отправляются на Верхние Вязы, свернули, предварительно отъехав подальше, на дорогу к Омутью Антланец все время рассылал вперед верных людей, те проверяли, нет ли артанских отрядов. Коман, его старший сын, все еще молодой и горячий, кипел жаждой сразиться с людьми, что завоевали ужасную славу непобедимых, Антланец посмеивался, приговаривал:
– Уже скоро, скоро…
Впереди пустили Бусела и Крицу, а юного Ногайку, который слишком уж рвался в бой, Антланец держал при себе, на привалах учил быть сдержанным, осторожным, расчетливым, отваге это не помеха.
На следующий день встретили небольшое горное село, где жители, предупрежденные Буселом и Крицей, высыпали навстречу. Иггельд ехал впереди на белом коне, покрытом красной попоной, народ впереди разом колыхнулся, словно колосья пшеницы на поле, все опустились на колени.
Антланец довольно хмыкнул, Иггельд застеснялся, начал вертеть головой, отыскивая того, при виде которого все вот так, одна из женщин подошла, припала к его стремени, поцеловала сапог.
– Князь ты наш светлый, – сказала она с великой любовью и нежностью. – К стопам твоим припадаем! Имя твое прокатилось по всей стране от края и до края. Устыдился народ, уже ворчат на своих князей, что так легко предались артанам. Многие беричи уже сели на коней и, сбившись в ватаги, бьют артан из лесов да гор. Уже и знатные беры собирают войска…
Иггельд раскрыл рот, собираясь запротестовать, он-де даже не берич, куда уж до князя, но прервал Антланец, спросив с интересом:
– Неужто бьют?
– Начинают, – поправилась женщина. Она высокого роста, немолодая и, как догадался Иггельд, явно войт или староста селения. – Еще не бьют, но приказов артан не слушают, огрызаются, а когда те чего-то требуют, грозятся поднять против них народ. Иной раз даже бьют мелкие отряды артан, когда те слишком уж вломятся в их владения, начинают жечь и своевольничать. Ведут себя дерзко, тут же шлют жалобы Придону, уже сами артане с такими не связываются…
Антланец крякнул, сказал довольно:
– Прекрасно!
– Князь Радосвят, что первым… или из первых принял артанскую власть, недавно изрубил две сотни артан, что вроде бы вторглись в его владения и разоряли его дворец. Он тут же отправил жалобу Придону, хотя мы знаем, что артане просто ехали мимо…
Антланец довольно расхохотался.
– Узнаю родных куявов!
Она развела руками:
– Приходится так… Артане сильны, они – один народ, один человек, одна воля. А мы друг с другом спорим, все время оглядываемся, не ткнет ли сосед в спину ножом, чтобы забрать себе огород, козу, женщину. Вот только сейчас начинаем без оглядки.
В селе девушки надевали им на шею венки из горных цветов, старики призывали поддержку богов, а молодые парни просились в их войско. Иггельд слушал жадно, от волнения в глазах щипало. Подъехал Антланец, подмигнул. Иггельд едва выговорил дрожащим голосом:
– Что говорят, что говорят… Только бы все это было правдой!
– Правда-правда, – подтвердил Антланец с благодушием хозяина, который сам все организовал, чтобы ублажить дорогого гостя. – Все это началось как раз с тебя, жук!.. Да, с твоей Долины Драконов, что артане вознамерились предать огню. Всего-то и гордости было у Куявии, что башни колдунов да драконы, но колдунов повергли, а если еще и драконов втопчут в камни… Но ты держался, держался, а слухи о твоей доблести прокатились по всей Куявии. А ты все держался, и это как острый нож в сердце всем нам… нет, как острый нож в сердце нашей трусости! Люди ворчали, но все ждали, что артане вот-вот возьмут твою Долину. И тогда бы все смирились снова. Но ты держался… и люди сперва начали насмехаться над артанами, что Куявию захватили, а какой-то горский князек им разбил в кровь морды, а потом и сами втихомолку взялись за оружие. Иггельд сказал торопливо:
– Их бить нетрудно, если понять, что нужно делать… и чего делать нельзя. Только ты это… какой я горский князек?
– Да ладно тебе! Никто не поверит, что ты не князь. А начнешь говорить такое, людей обидишь, а оно тебе надо – людей обижать? Вот видишь, так что пусть будет князь. Даже светлый.
– Светлый, – запротестовал Иггельд, – уж чересчур! И даже князь – чересчур.
– Да брось думать о мелочах. Словом, сейчас, даже пади твоя Долина, уже не остановить то, что началось. Но вы там выстояли, даже истребляете их, как соколы бьют гусей. Об этом знают, об этом передают с восторгом, с каждой новостью добровольцы скачут во все стороны, а здесь карабкаются по скалам от села от селу… даже ночами, рискуя сорваться в бездну, но только бы поскорее обрадовать друзей! Это наполняет сердца куявов отвагой. Всюду повторяют твое имя, рассказывают и про твои орлиные владения, и про твоих драконов…
Иггельд сказал поспешно:
– То ты меня в князья, а теперь еще и о каких-то владениях… Нет у меня владений! И не князь я, не князь! Не дури людей.
Антланец отмахнулся, будто отгонял мелкую муху.
– Да какая разница? Сейчас каждый может называться князем, хоть тлампом…
– Что такое тламп?
Антланец отмахнулся:
– Откуда я знаю?.. В воину многое придумывается. Потом, когда война закончится, разберутся… По опыту знаю, на войне всегда новые князья появляются. Не говоря уже о берах и беричах.
– Мне это не надо, – ответил Иггельд. – Мне нужны только драконы! Много, разных…
– У князя драконов может быть много, – сказал Антланец многозначительно.
* * *
В каждом встречном селе проводники передавали их маленькое войско местным, те тут же выделяли лучших охотников и знатоков дорог, вели самыми удобными и короткими горными тропами. Проводники жадно прислушивались к разговорам людей, которые своими действиями меняют мир, лишь однажды проводник, уже немолодой поджарый охотник, косматый и резвый, сам похожий на горного барана, взмолился пламенно, обращаясь к Иггельду:
– Прости, что вмешиваюсь, великий!.. Но твоя скромность превосходит твою доблесть, а стране нужно, чтобы ты решился на великое деяние… Это ты думаешь, что рожден выращивать драконов, а боги тебя, возможно, предназначили совсем для других дел!.. Сейчас твое имя овеяно славой, уважением, почтением, страхом и надеждой! Артане тебя страшатся и проклинают, по всей Куявии повторяют твое имя как единственного полководца…
Иггельд воскликнул:
– Полководца? Да я и десятерых не смогу вести в бой, всех растеряю!
– Тогда не полководца, – возразил проводник упрямо, – а свершителя, освободителя!.. Полководцы что, полководцы у тебя будут. Те, кто служит сейчас артанам, сразу переметнутся, стоит тебе спуститься с наших гор. Ну, не переметнутся, а встанут под твою руку и кровью своей будут искупать вину перед тобой и отчизной. Об этом уже и артане догадываются, слух идет по землям, недовольство артанами перешло в ненависть. Беричи точат сабли, везде садятся на коней. Даже простонародье ловит и убивает одиноких артан, виданное ли дело! Только сойди с гор! Сойди с гор, и вся страна всколыхнется, обретя вождя!
Он говорил быстро и жарко, лицо горело чистым огнем, а глаза сверкали, как звезды. Неграмотный горец, ничего не видевший в жизни, кроме овец и голых скал, говорил ярко, образно и зажигательно, будто обучался при дворе. Антланец снова подмигнул Иггельду. Дескать, вот так и ты, дурак дураком при своих драконах, а когда пришла нужда, то и пылающим маяком станешь, что ведет заблудившихся в ночи куявов.
Сам он рассылал во все стороны сыновей, а его Болгор и Коман почти на конный переход держались впереди. Взбудораженный ими народ во всех городах и селах гудел, как разбуженные пчелы. Люди выходили из домов, собирались кучками, спорили, радовались, а многие тут же торопились домой, чтобы первыми сесть на коней и явиться под стяг уже признанного героя.
Еще несколько дней двигались окольной дорогой по узким горным тропам, одолели два перевала, с десяток быстрых горных рек. Отряд разросся втрое. Антланец уверял, что настоящее столпотворение начнется, когда спустятся на равнину. Малыш парил, как горный орел, едва видимый с земли. Иггельд несколько раз подзывал, торопливо кормил, снова отпускал, не было времени сесть на загривок и озирать горы, каждую минуту теребят, требуют совета, решений, указаний, он говорил какие-то слова, сам поражаясь, что его бред слушают, выполняют да при этом еще не прыгают вниз головами со скал в пропасти.
Сегодня ехали по длинному узкому ущелью, уставшие кони едва передвигали ноги. Антланец уверял, что когда ущелье кончится, распахнется простор, там впереди прекрасный тихий городок Любень, отдохнут сами и дадут отдохнуть коням, а то и вовсе сменят.
Иггельд, уже усталый и чуточку раздраженный медлительностью, вот бы на драконе, погрузился в думы, что сразу перешли в сладкие и мучительные грезы. Перед внутренним взором сразу заблистали гневные прекрасные глаза, раздулись изящные крылья тонкого носа, а губы отвердели, застыли как камень.
– Блестка, – прошептал он едва слышно, – что мне сделать, скажи?.. Да, я уже знаю твое имя, Пребрана сказала… Нет, я ее пальцем не тронул! Ведь помогала тебе!.. Пусть даже против меня… Прости, Блестка, на меня свалилось слишком много, я не готов ни к обороне Долины, ни к этому вот торжественному схождению с гор, ни… тем более!., к встрече с тобой, чьим именем у меня начинается день, длится и заканчивается… Нет, я оправдываюсь, а это недостойно. К встрече с любовью каждый должен быть готов, пасет ли овец, коней, драконов, князь или тцар – все равно, мы все соискатели твоей улыбки, твоего взгляда, твоей милости…
Впереди Антланец насторожился, привстал в стременах. Иггельд видел, как выпрямилась спина, плечи раздвинулись, от всей крупной фигуры повеяло тревогой.
– Что случилось? – спросил Иггельд.
– Сюда прет крупный отряд, – сказал Антланец, не отворачиваясь. Добавил: – Конный, конечно.
Рука Иггельда потянулась к мечу.
Сыновья Антланца окружили, готовые защищать своими телами.
Ногайка крикнул торопливо:
– Лучше отступить!.. Здесь нас всего десять человек…
– Остальные где? – рявкнул Антланец.
– Дорога трудная, – сказал Чуб, оправдываясь. – Отстали…
Иггельд оглянулся с тоской, дорога, по которой только что ехали, манила прохладой, зеленью, жизнью.
– А их сколько? – спросил он.
– Много! – выкрикнул Ногайка. – Больше двух сотен!
– Тогда отступим, – сказал Иггельд. – Двадцать к одному – многовато.
Он начал поворачивать коня. Грохот копыт стал слышнее, из-за поворота выметнулись артанские всадники на горячих быстрых конях. Здесь артане все как один обнаженные до пояса, крепкоплечие, солнце блестит на молодой здоровой коже, скачут весело, беспечно, Иггельд услышал шуточки, смех.
– Поздно! – прокричал Чуб.
Ногайка, самый сметливый, несмотря на юность, крикнул звонким, почти детским голосом:
– Эй, как проехать в Черномлык?
Передний артанин прокричал веселым голосом:
– Прямо, никуда не сворачивая!.. Вы чьи люди? Улана? Тогда почему с вами нет Черемши?
Ногайка расхохотался.
– А вы не знаете, что с ним приключилось?
– Нет, – ответил артанин заинтересованно.
Они съехались ближе, Ногайка выхватил меч и быстро ударил артанина по голове:
– Вот что!
Голос его был лютый, он весь стал крупнее, словно раздувшийся перед боем петух. Артане оцепенели, Ногайка успел ударить еще одного, и тут артане схватились за топоры. Рядом с Ногайкой уже дрался Чуб, справа рубились холодно и мрачно братья Бусел и Крица, угрюмые и нелюдимые великаны, кричал и ругался Кольцо, он рубился сразу с тремя артанами, успевая парировать удары их топоров огромным щитом, а его меч всякий раз находил брешь, то один артанин, то другой отшатывались, брызгая кровью…
Иггельд нанес удар на мгновение позже, чем Ногайка рассек голову первому артанину. Холодное бешенство овладело им, он рубил, рассекал, повергал, тяжелые удары сотрясали его тело, но чувствовал себя, как могучий дуб, по которому бьют камнями.
Меч обагрился кровью, при взмахах с лезвия веером срывались красные капли.
Он чувствовал себя горной лавиной, что сметает на пути все живое, сносит деревца, кусты, камни. Полуголые люди вырастали перед ним, он видел оскаленные рты, бледные лица, в ушах неумолчный крик, тут же эти люди исчезали под копытами его коня, он рубил и крушил новых, что вырастали следом, справа и слева так же неумолимо надвигались великаны Антланец и Бакула.
Их удары настолько страшны, что веселье артан сдуло как ледяным ветром. Они пятились, отряд смят, кони визжали и кусались, люди никак не могли выбраться из толчеи. Великаны Антланца встали в тесном ущелье от стены до стены, чтобы артане не смогли зайти со спины. Первые две линии артан вырублены начисто, в глубь их отряда вклинился Иггельд, за ним едва поспевали сам Антланец и Бакула, Бусел держался за их спинами, но он так ловко орудовал длинной пикой, что нередко страшные удары великанов обрушивались на уже окровавленные головы врагов.
И все-таки артане опомнились, дрались в обороне, устояли, затем начали теснить закованных в железо всадников. Иггельд видел искаженные стыдом и яростью лица, артан в двадцать раз больше, но дали себя потеснить, это позор, и даже полное истребление этих куявов не смоет позора…
Иггельд рубился в бешенстве, меч рассекал все, что попадалось под удар: щиты, рукояти топоров, тела артан, конские головы. В воздух взлетали отрубленные руки с зажатыми топорами, по нему били уже со всех сторон, его товарищи отступили, их отжали, а он все рубился, в помятых латах, забрызганный кровью. В черепе шумело, кровь заливала глаза. Во всем теле жар, меч потяжелел, но конь дико ржал, вздымался на дыбы, копыта крушили тонконогих артанских коней, а длинный меч Иггельда рассекал незащищенные тела всадников.
Половина отряда горцев уже на земле, остальные шатались в седлах, артане кричали торжествующе, Иггельд видел, как наконец упал с коня Антланец, а Чуб наклонился к конской гриве, его руки обхватили толстую шею, и конь послушно выбрался с потерявшим сознание хозяином из сечи.
Земля грохотала, гремела, в глазах стояло красное зарево. Он вскинул руку с мечом, грохот стал оглушающим. Артане тоже закричали, но ничего победного не осталось в их крике.
Иггельд кое-как стер кровь с глаз, не поверил тому, что увидел: с вершины гор неслись, ударяясь о стены, огромные камни. За ними быстро спускались люди в звериных шкурах. Артане падали, сраженные камнями, кони ржали в испуге, поднялась пыль, артане заметались, их единственный шанс на спасение или хотя бы на отсрочку гибели – отбросить горстку куявов – упустили, а камни выбили их отряд, как крупный град выбивает молодые стебли.
Люди в звериных шкурах спрыгивали на дно ущелья, уцелевшие артане пытались драться, даже успели встать в круг, но их попросту забросали камнями, а сбитых с коней быстро и безжалостно добили.
Иггельд пошатнулся, множество рук подхватили. Все шаталось, покачивалось перед глазами. Лица казались огромными, чудовищными, перекошенными. Лба коснулось мягкое, а когда исчезло, зрение очистилось. Его окружили лохматые люди со зверскими грубыми лицами, все в шкурах, с длинными ножами, похожими на мечи с загнутым лезвием.
Опираясь на меч, подошел Антланец. Он был бледен, кровь текла из плеча, одна рука бессильно повисла вдоль тела.
– Спасибо, – сказал он хриплым голосом. – Спасибо, ребята!
– Не за что, – ответил один из горцев густым басом. – Эти артане перестали соваться в наши горы… Но что-то их заставило сегодня.
Антланец быстро взглянул на Иггельда. Тот кивнул, Антланец сказал громко:
– Они прослышали, что Иггельд спускается с гор, чтобы освободить Куявию. И пытались его остановить!
Горцы возбужденно закричали, толпились вокруг. Вожак спросил с радостным недоверием:
– Иггельд? Это верно? Тот самый?
– Точно.
– Но где же он?
– Где он? – закричал другой громко. – Скажи, мы бросимся ему навстречу, вся надежда…
Антланец молча указал на Иггельда. Жест торжественный, величественный, а сам, подумав, опустился на колено. Иггельд едва не заорал, чтобы не валял дурака, что он из него делает, зачем позорит, но горцы расступились, сразу замолчав, в торжественной тишине все медленно, подражая Антланцу, опустились на колени. Кто-то не выдержал, упал и принялся целовать Иггельду ноги. Вожак, стоя на коленях, поднял к Иггельду просветленный взор. Слезы покатились по его крупному грубому лицу.
– Надежда, – прошептал он. – Спаситель наш!
Иггельд бросил на Антланца свирепый взгляд, что горцы явно расценили как неукротимую ярость еще не остывшего после боя героя-полководца.
– Это вы – мои спасители.
Горцы поднимались с колен, но окружили тесной толпой, стремясь коснуться хотя бы благословенного коня, а еще лучше – стремени, сапога великого героя, спасителя, надежды на освобождение. Иггельд то смотрел прямо перед собой, как положено полководцу, то бросал умоляющие взгляды на Антланца, но к игре подключились и его сыновья, кланялись Иггельду с преувеличенным почтением.
– Куявия, – выдавил он с трудом. – Не обо мне речь… Давайте думать о Куявии!
